Богиня - Страница 62

Я еще была в расстроенных чувствах, дезориентирована от недавних неприятных открытий, от своей глупости и недалекости, поэтому молча сидела и всхлипывала. Грант почти нежно дотронулся пальцем до щеки, стирая слезинки.

— Моя Любовь, — шептал он, — ну что мне с тобой делать? — Он сел на ковер и обхватил мои ноги, положив голову на колени. Мои руки непроизвольно, как будто живя собственной жизнью, потянулись к нему, и зарылась в волосы. Он ласково гладил пальцами мои лодыжки, проводил горячей ладонью по икрам, а я перебирала длинные густые пряди, наслаждаясь почти земным, забытым ощущением покоя, доверия, почти семейной идиллии.

Мысли вяло шевелились в голове. Ни хотелось, ни о чем думать, планировать, ссориться, бороться… Хотелось просто сидеть рядом с мужчиной и гладить его по волосам.

Так мы и сидели, почти до самого вечера.

* * *

Аманда заявилась ко мне на следующий день.

— Ну что, тебя можно поздравить? — воскликнула она с порога.

— С чем? — обернулась я на возглас, отвлекаясь от кормежки Рыжика с Ночкой.

— Ну как же! Я вчера почувствовала такой всплеск чувств… И нежность, и страсть, и ласка… Подумала, что вы, наконец, с Грантом.

— Нет, — резко прервала я Аманду, — ничего не было… Я просто расстроилась, он меня успокаивал.

— Люба! Ну, ты даешь, — Аманда плюхнулась на кушетку, — вы уже больше года тесно общаетесь, это помимо наших обычных еженедельных встреч, и ты до сих пор не залезла к нему в постель? Ты меня пугаешь, дорогая.

— Иногда я сама себя пугаюсь, — вдруг рассмеялась я… И тут же перед глазами возникло мужественное красивое лицо человека, который стал мне за это время… Небезразличным? Чувственные губы, которыми я брежу, как только закрою глаза. Запах, преследующий меня дома, в своем родном замке. Я испуганно дернулась. «Мамочки» — прошептала мысленно. «Я пропала».

В следующую субботу я не пошла к Гранту. Зачем? Я поняла, что он был прав — я никудышный стратег, ничего из моей идеи о всеобщем мире не вышло. Как он сказал год назад «Чем меньше меня будет на Земле, тем больше будет Альфреда и Анжелики. Люди все-равно будут умирать». Он был прав, как это не прискорбно.

А через пять минут после моего предполагаемого по времени посещения, Грант заявился в мой замок.

— Струсила? — заявил он с порога.

— Нет, — холодно ответила я, — просто какой в этом смысл теперь?

— Смысл в борьбе, — отрезал Грант, — смысл пытаться, а не сидеть и смотреть на застывшие картины великих мастеров… — я дернулась от жестких слов, — смысл проигрывать и выигрывать, смысл что-то делать, а не стенать и говорить «У меня все-равно ничего не получиться».

— Ну, ведь у меня действительно ничего не получилось! — крикнула я.

— Значит, нужно будет попробовать другую стратегию, — ответил Грант, — думай, борись, планируй.

— Не хочу я ничего пробовать, — вздохнула я, — я не умею бороться.

— Значит, сложишь лапки и позволишь мне творить что угодно на Земле? Военные конфликты? Офисные войны? Религиозные распри? — мне показалось или меня подстрекают?

— Ты жестокий, — я сузила глаза и нахмурила брови, — ты говоришь то, что не хочется слышать.

— Я не жестокий, — мужчина фыркнул и сложил руки на груди, — я справедливый.

Мне вдруг захотелось его уязвить. Сделать больно, как больно сейчас мне. Сказать что-нибудь обидное, грубое, оскорбительное. Уязвить, ударить. Я зло рассмеялась.

— Какая же была справедливость в том, чтобы убивать невинных женщин? Я помню, как ты приказал расстрелять двух молодых девушек. Этот сон я никогда не забуду. Они плакали. Ты зверь! — мужчина нахмурился, вспоминая.

— Ты наивная, как ребенок, — саркастически произнес он, — ты увидела краткое мгновение сна и сделала такие далеко идущие «правильные», — он особо ехидно подчеркнул это слово, — выводы.

— А какие еще я выводы должна была сделать? — не отступала я.

— Эти две невинные, по твоим словам, девушки, — сжал руки в кулаки Грант, успокаиваясь, — под видом шлюх пробрались в наш военный лагерь и убили в общей сложности около пятидесяти человек, сначала в постелях, потом подсыпав яд в ужин. Я в тот вечер не ел из общего котла, ужинал в городе, а когда вернулся в лагерь — больше сотни человек кричали от диких болей в животе. Более сорока из них не выжили, остальные остались инвалидами. Я собственноручно догнал шпионок уже на границе страны и привез казнить в лагерь, перед всеми… — Грант помолчал. Я не смела поднять глаза, мне было так стыдно за свои поспешные выводы, и в большинстве случаев не правильные.

— Да, Любовь… Я считаю, если женщина идет воевать наравне с мужчинами, она перестает быть женщиной. И должна отвечать по всей строгости военного времени, как солдат. У тебя же тоже в больнице не было мужчин и женщин. Все были пациентами.

Я попыталась улыбнуться и развеять тягостную атмосферу.

— Это другое… Не сравнивай… И, — я тронула его за рукав, — прости меня… Я сказала, не подумав. Ты, действительно справедлив и честен. Ты же борьба в чистом виде, — хмыкнула я, вспомнив слова Посланника.

Грант медленно повернулся ко мне и бережно взял за руку, как будто боясь спугнуть.

— Люба, — осторожно начал он, — Я всегда говорю то, что чувствую… И больше всего на свете сейчас я хочу…

— Нет! — крикнула я испуганно, прервав мужчину, — я ничего не хочу слышать…

Мне вдруг стало страшно. Не хотелось разрушать почти дружескую атмосферу, установившуюся между нами. Я стояла на распутье с одной стороны — моя застарелая ненависть, уже почти непонятная для меня и истлевшая от старости. С другой — все возрастающее чувство невольного уважения и симпатии к Гранту…